Замкнутый круг

Дина Саттарова: Казань сегодня охвачена строительным бумом, вызванным не в последнюю очередь развернувшейся масштабной программой по реконструкции и новому строительству: в 2005 году город отметит свое тысячелетие. Казалось бы, у архитекторов появилась прекрасная возможность для строительства современной архитектуры, реализации грамотных градостроительных идей, более рациональной организации городской среды. Но почему-то именно сейчас для наших архитекторов, как мне кажется, понятие красоты стало синонимом украшательства. В результате Казань с каждым днем все более теряет свое прежнее своеобразие, присущее только этому городу очарование. И что самое печальное - теряет часть своей исторической ценности.

Вячеслав Глазычев: Вы правы. К сожалению, Казань не является в этом отношении исключением. Эти не очень приятные тенденции проявляются и во многих других российских исторических городах, вынужденных заниматься реконструкцией разрушающихся зданий и восстановлением исторической среды. Причины разные, но корни проблемы нужно искать, как это ни банально прозвучит, в отношении властей к архитектуре вообще и в представлениях власти о том, каким должен быть облик современного национального города. Местная власть представляет в своем лице казенного инвестора. Пока город будет зависеть от его возможностей, мы никуда не денемся от того, что архитектуре придется подстраиваться под эти возможности, большей частью весьма ограниченные. При этом архитектура никогда не может быть качеством выше уровня воображения чиновника. К сожалению, уровня абсолютно и глубоко местечкового.

Дело в том, что изоляционизм, который много лет культивируется не только в Татарстане, но и других республиках и областях, по определению провинциален. Москва тоже глубоко провинциальна по архитектуре, за редкими исключениями, которые прячутся где-нибудь по переулкам. Москва в этом отношении та же Казань, только крупнее, и мэр Москвы, он же глава региона, все время путающий две свои роли, фактически навязывает городу собственный вкус. То же самое, как мне показалось, происходит и в Казани.

Кроме того, провинциальность усугубляется отсутствием конкурсов, привлечением свежих идей. Если бы в рамках программы тысячелетия проводился архитектурный всероссийский конкурс, а лучше международный, появился бы шанс выйти на качественно новый уровень идей, задач. Появилась бы возможность задать другие образцы. А пока этого нет, получается, что предложение исходит от небольшого, тесного круга специалистов, которые, являясь людьми приблизительно одного поколения, прошедшего школу поздней советской "брежневской" архитектуры, тяготевшей к провинциальному декорати[ви]зму, только это и повторяют. Из этих же людей собран Градостроительный совет Казани, и получается, что они сами себя еще и оценивают. Чужаков в этот круг не допускают: невыгодно. Пока он не разорван силой, прежде всего политикой непременного включения в архитектурную практику открытых конкурсов, выйти из сложившейся ситуации почти невозможно. Ее можно только усугубить. Потому что в реальной действительности приемов не так много, палитра бедная, интересных решений, включающих новые социальные компоненты, очень мало.

А архитектор обязан решать социальные задачи. Например, он должен думать, как сделать приличное муниципальное жилье - то есть жилье для бедных, но приличное. Цивилизованный мир накопил большой опыт в этом плане. В Австралии, Канаде, Германии, Англии, Америке строят ведь не только роскошные офисы, но и скромное жилье. И если Казань всерьез берется за решение этой задачи, то ей придется соотноситься с этим опытом.

Д.С.: Вы говорите о смене приоритетов, но почему так непросто отказаться от устоявшихся стереотипов архитектурного мышления - по причинам материально-технического порядка или психологическим?

В.Г.: На самом деле речь сейчас идет не о каком-то кардинальном переломе - качественном скачке, в результате которого появляется по-новому осмысленная архитектура. Мы еще не созрели до такого уровня восприятия и обсуждения градостроительных проблем. На данном этапе полезней остановиться и серьезно проанализировать тот путь, по которому до сих пор двигалась наша архитектурная мысль, а вслед за ней и архитектурная практика.

Если мы это сделаем, то увидим, что этот путь совсем не прямой и даже не извилистый, но имеющий четко обозначенное направление. Зачастую мы не движемся никуда, а вращаемся вокруг каких-то сиюминутных потребностей, объявленных властью проблемами первостепенной важности. При этом накопленный прежде опыт может начисто отвергаться, как устаревший и потому не нужный для будущей работы. Хотя в любом опыте, не важно, успешном или неуспешном, обязательно есть рациональные зерна.

Мы должны научиться относиться к опыту, каким бы он ни был, с уважением и рассматривать его как очередную ступень развития. Мы же каждый раз начинаем с начала, начинаем изобретать велосипед. И когда обнаруживаем, что ничего не получается, пытаемся прикрыть нашу беспомощность разными украшательскими штучками, выдавая их за новое слово в архитектуре. На самом деле происходит подмена понятий, причем не всегда даже осознанная, что еще хуже. Эти украшательские элементы, конечно, сами по себе обновляются - главным образом за счет стремительно совершенствующихся строительных технологий. Но по сути ничего не меняется. Архитектура не развивается.

В постсоветский период мы отказались от многого. Сказали, что типовой проект социального жилья не нужен, потому что не отвечает духу времени. Действительно, в прежней интерпретации типовой проект уже явно тормозил домостроение. Но надо было отменять не типовой проект как таковой, а подходы к проектированию. В результате, несмотря на то, что панельно-секционной клетки, в которую была "посажена" профессия, уже как бы 12 лет не существует, абсолютное большинство старых профессионалов работает, как если бы она была.

Проектировщики так и не научились, образно говоря, расставлять в квартире мебель, весь реальный домашний вздор, без которого не бывает дома, - пылесосы, стиральные машины, швабры, стремянки. Тогда и не надо было расставлять: был задан шаг 2,80. И сейчас продолжают делать так же, совершенно не задумываясь о том, что при таких габаритах никогда нельзя сделать прилично зонированного пространства. Это как бы частность, но частность очень важная. В то время никто и не пытался понять разницу между прихожей и холлом, потому что не стояло задачи думать о комфорте и не было возможности работать за разные деньги - стояла задача работать на ДСК. Поэтому неоткуда было взяться знанию.

На строительном рынке Казани пытается самостоятельно играть молодежь, но пока это видно только по интерьерам. Вряд ли она обладает достаточными представлениями о полноте функций, включая ценностное отношение к семье, в которой признается право разновозрастных групп на автономное существование. Культуру жилища не преподают или почти не преподают. Учиться можно только у старшего поколения - и получается замкнутый круг. Поэтому повторюсь: без обращения к мировому опыту эту задачу не решить.

Современная казанская архитектура производит поистине унылое впечатление: очень бедна гамма творческих средств. Видно, что город запроектирован узким кругом людей, занявших господствующие позиции. В Москве то же самое. Центральные основные объекты запроектированы бывшими главами мастерских Моспроекта; они его поделили, [части] назвали акционерными обществами, но сами не изменились и работают по-прежнему. Поэтому там тоже бедная гамма глупых рюшечек. Чтобы увидеть в Москве хорошую архитектуру, надо спуститься с Крымского моста и посмотреть, как Саша Скокан поставил банк, или забрести в Чистый переулок и увидеть, как строят молодые и пока еще неименитые архитекторы. Это все далеко от центра, и стало возможным только потому, что объем строительства в Москве больший, чем в Казани, и роль частных инвесторов, стремящихся строить с претензией на современность, большая.

Д.С.: Проведение международных конкурсов наверняка стоит больших денег?

В.Г.: Не таких уж больших, как кажется. Более того, найдется немало профессионалов, которые захотят сыграть в эту игру и без бешеных гонораров. Тот же европейский конкурс по архитектурным школам с вполне умеренными премиями мог бы дать питательные идеи. Это не значит, что надо тут же строить по проектам победителей, - но это классический инструмент для изменения ситуации. Пока в Казани им не воспользуются, думаю, что дело так и будет кружиться вороночкой, как в водовороте.

Д.С.: В республике принята федеральная целевая программа по сохранению и развитию исторического центра Казани. О "сохранении", на мой взгляд, речи идти уже не может. Под "развитием" же у нас понимают отдельные реконструкционные мероприятия на разрозненных объектах. Создается впечатление, что не продумана ни градостроительная, ни экономическая модели, и это при том, что программа разрабатывалась местным сообществом для своего же города, а не была спущена "сверху".

В.Г.: Всегда есть политический конфликт республики и столицы, главной причиной которого является культивируемая провинциальность, замкнутость в котелке. Это присутствует во всех странах мира, и ничего удивительного здесь нет. Когда, по сути дела, ликвидировали главное архитектурное управление, произошла чудовищная вещь, потому что вопросы архитектуры и градостроительства любого столичного города не могут решаться без городского управления. Поскольку это случилось не вчера, то и федеральная программа получилась переведенной на язык обычных территориальных министерств.

На мой взгляд, совершенно неправильно, когда архитектурно-планировочное управление огромного столичного города становится частью, механическим элементом республиканского министерства строительства и ЖКХ. Я не великий поклонник всяких АПУ, но их отсутствие как субъектов, отвечающих за целостное, системное видение перспектив развития города, иначе как катастрофой назвать не могу.

Ведь что такое министерство строительства и коммунального хозяйства? Это распростертое по территории всей республики ведомство с глубоко чиновничьим алгоритмом деятельности. Внепространственным и пообъектным. Чиновники всех строительных министерств работают одинаково: по списку. И хотя архитектурное управление становится как бы автономным управлением министерства, на самом деле это означает решительное снижение его статуса в чиновничьей иерархии, с потерей прежних возможностей и рычагов по системному управлению градостроительной ситуацией. Министерство строительства по определению не обладает пространственным, целостным видением города.

Чудес не бывает. В этом отношении только местная власть с высоким статусом главы архитектурно-планировочного управления (с низким - тоже мало толку) имеет шанс влиять на целостную политику развития города. Вообще, по-хорошему, надо бы начальника ГлавАПУ возводить в ранг вице-мэра. Иначе с ним тоже никто не считается: выслушивают, кивают головой, одобряют в целом, а дальше - делают по-своему, то есть в соответствии со своей "пообъектной" логикой.

Д.С.: Но в Казани подчинение ГлавАПУ министерству ничего не изменило. Скорее, сейчас многое определяют личностный фактор, грамотное управление. Беспокоит другое.

В нынешней ситуации Казань, по всей видимости, обречена на "новый" облик, мимикрирующий под образцовые проекты XIX века. При этом старинные кварталы вряд ли уцелеют. Может ли, по Вашему мнению, помочь делу общественное обсуждение проектов?

В.Г.: Само это понятие абсолютно никчемное. Никакой общественности не существует. Существует, грубо говоря, то, что можно назвать экспертной средой. Именно она порождает те образы, которые потом так или иначе воспринимает население. Если вы соберете случайных людей, что-то им покажете и предложите обсудить - получите игру в диалог. Продуктивный диалог возможен только с организованными людьми: с корпорациями, союзами потребителей, экспертными сообществами, - или со специалистами: археологами, геологами, архитекторами, наконец. Иные варианты без предварительной подготовки останутся декоративным популизмом.

Конечно, можно обсудить с общественностью квартала облик этого квартала. Но сначала нужно с этим кварталом много и тяжело работать. Энергоемкость этой работы колоссальна. Нужна воля, чтобы ее не просто организовывать, но и как-то финансировать. Люди не глупы, но невежественны. К какому-то осмысленному выбору их нужно долго и целенаправленно готовить.

К примеру, в Германии с населением проводились своеобразные тренинги. Есть много вопросов, по которым любой человек в состоянии здраво высказаться. Светофор на этом углу или на том, остановка здесь или на 150 метров дальше. На эти вопросы в состоянии ответить и школьник, и домохозяйка, и дворник, и милиционер. Я хочу сказать, что начинать эту работу нужно с простых вопросов, переведенных на абсолютно бытовой, понятный всем язык, а не на птичий язык профессионалов. Чтобы пришло понимание, а вместе с ним и эмансипация жителей, надо приложить очень большие усилия. Безусловно, необходимо формировать ценностное отношение к городу. В старой Казани возле мечети Марджани есть восхитительный деревянный домик с резьбой, копирующей декор с барских усадеб, но сделанной другим инструментом, в другом материале и поэтому совершенно очаровательной. Снести этот домик проще всего. Найти способ его удержать, поддержать и дать ему возможность жить, конечно, гораздо труднее.

Таких примеров в Казани очень много. По дороге из центра на Казанскую ярмарку еще полгода назад находились большие кварталы с массой всего симпатичного. В случае их реконструкции могла бы получиться любопытнейшая мозаика сохраненных фрагментов старого с включением новой ткани - удалось бы переосмыслить это пространство. Ценность такого опыта заключалась бы и в хорошей школе для архитекторов, потому что эта трудная задача заставила бы их мыслить. Для того, чтобы сковырнуть бульдозером, мыслить не нужно, а что будет на расчищенном месте, можно сказать заранее. При таком отношении мы сами себе закрываем доступ к питающим истокам - истокам старого, сложного, путаного и многокомпонентного знания.

Казань - город с особым шармом, где классицистический университет смотрит на очаровательный модерновый дом на Кремлевской, где есть замечательный Пассаж и безумно роскошная церковь Петра и Павла. Вместе эти здания образуют потрясающую городскую ткань. Удержать ее, переосмыслить, дополнить - вот задача, достойная настоящих архитекторов. Я уверен, что, решая эту задачу, можно было почти без денег привлечь высококлассных международных экспертов, потому что им было бы интересно поработать в таком городе, как Казань: у них этого нет. А нам проще всего исповедовать "бульдозерную" логику. Это и есть химерическая идеология, которая жаждет по-большевистски стереть бесценное богатство разновременного прошлого и считать, что жизнь началась сначала. Но считать и поступать так - значит, неминуемо обречь себя на нищету среды. В Москве не произошло полного сокрушения лишь потому, что люди вставали под бульдозеры. Когда я говорю "люди", я говорю о гражданском сообществе. Пока университет Казани, наследник культуры и традиций, не выставит пикеты перед попыткой снести дома на Тельмана, говорить не о чем. Гражданского сообщества нет. А есть только капризная прихотливость фантазии власти.

Д.С.: Вячеслав Леонидович, насколько мне известно, Вы были в Казани всего несколько раз, но говорите об этом городе так, как если бы в нем выросли...

В.Г.: Для того, чтобы чувствовать город, совершенно не обязательно в нем родиться и постоянно жить. Это вопрос установки - модернистской или ценностной. Во втором случае история рассматривается как часть современного. Конечно, надо заменять массу старых вещей. Добавлять, штопать. Но надо научиться при неизбежном минимуме потерь много больше приобретать.

Одно из самых ценных мест, какие я видел в Казани, - это Чеховский рынок. В формально-архитектурном смысле этот комплекс никакой, но он удивительно правильный по масштабу. Произошло точное попадание: квартал ни слишком велик, ни слишком мал. Хорошая, плотно сгущенная городская среда. Но это в ней надо распознать и счесть ценностью. Достроить, дооформить, сделать более комфортной, но ни в коем случае не разрушать. У меня нет уверенности, что кто-то именно так воспринимает этот район.

Если бы мне пришлось заниматься Казанью, то прежде всего я бы составил карту ценных мест и выстроил бы для них систему правил по сохранению и развитию. Я имею в виду не поквартальные правила, не карту условных зон (знаете, есть мода такая - обозначить якобы какие-то зоны для города), а повидовые. Зона - это всего лишь условность, залитая цветом на карте. Структура территории на зонировании не отражается. Ширина переулка, высота переулка, любая усиленная мелочь - это то, что создает своеобразный, но настоящий шарм. Нужна карта, на которой были бы обозначены ценные виды, интересные подворотни, переулки, которая была бы принята городом, а не республикой, на законодательном уровне. Но это потребует другого уровня переживания среды, любви к ней и профессионализма в ее обработке.

Повидовые карты, о которых я говорю, приняты во многих городах мира. К примеру, не такой уж древний город Мельбурн благодаря системе защищенных видов с точным обозначением их на плане лучами сохранил старинный силуэт города и всю свою ценную застройку. При таком подходе у ряда новых высотных офисов пришлось срезать углы по линии этих лучей. Только за счет этого городская панорама стала гораздо богаче. На трудном участке архитектура получается лучше, потому что у специалиста включается иное воображение. Это старый закон, о котором полезно всегда помнить.

Обратите внимание: есть резкое различие между саратовской (бывшей Немецкой) пешеходной улицей и казанской. В казанскую денег вложено гораздо больше. Саратовскую пока замостить даже не на что. Но она полна жизни, причем во всякое время суток. А казанская - скучновата, несмотря на то, что есть и дорогие бутики, и все прочие обязательные модные атрибуты современной пешеходной зоны. Только два горизонта: или бутики, или уж совсем плюгавые пивнушки с одной и той же пластиковой мебелью. Середины нет.

Я не берусь судить, в чем главные причины этого явления, поскольку в деталях не разбирался. Но что очевидно, так это то, что на саратовской пешеходной улице присутствует среда для людей с разной толщиной кошелька. Там есть что делать студенту: с 50 рублями можно чувствовать себя вполне приемлемо. Кофейни, пивнушечки - все это разложено по слоям населения. И то, что предлагается для богатых, инкрустировано в ткань того, что предусмотрено для людей со скромным достатком и даже для тех, у кого почти ничего нет. Это важное свойство должно быть обязательным именно для крупных городов. Любая мировая столица очень аккуратно, иногда даже законодательно, блюдет пропорции между разными категориями объектов.

В Казани этого нет. Ее главная пешеходная улица сделана по самому убогому, какой себе только можно представить, образцу - по московскому. При всей неприязни Казани к Москве здесь воспроизведен Арбат. Имитация жизни есть, а жизни нет. Ни для тех, кто там живет, ни для других, кто пришел сюда отдохнуть. А саратовская живет, и она куда ближе к Парижу в этом отношении, чем московская или казанская, потому что в Париже вы на любые деньги в одном квартале найдете место по душе. Это свойство лежит в архитектуре под кожей, и оно в значительной степени определяет саму архитектуру.

Впрочем, создание подземного пассажа под улицей Баумана может изменить ситуацию. А если казанские власти примут всерьез концепцию эспланады от Кремля к Волге, то ситуация кардинально изменится в лучшую сторону.

К сожалению, в Казани и ее городском сообществе пока нет сил для самостоятельного выхода из сложившейся ситуации. Видно, что интеллигентская среда безразлична к тому, что ее окружает. Это очень огорчительно, потому что это та сила, которая потенциально способна побудить власть думать иначе.

Опять дурной пример Москвы - там не услышишь резонного вопроса (я имею в виду московские издания, которые все как один хотят дружить с мэром): ребята, что же вокруг происходит, как и на что тратятся деньги? Может, сначала трубы починить, а украсить потом? Задавать такие вопросы, конечно, непросто. Неудобно. Но если этот голос не звучит - значит, ценностное отношение общества к облику своего города никак не проявляется.